Карамзин

Другими глазами смотрел на Францию и французов будущий знаменитый историк и писатель Николай Михайлович Карамзин, путешествовавший по Франции через 13 лет после Фонвизина. Он не одобрял начавшуюся во Франции революцию, но продолжал восхищаться просветителями, особенно Вольтером и Руссо. Отмечая контрасты Парижа, «оскорбительное смешение богатства с нищетою», Карамзин все же считал, что Франция — «прекраснейшее на свете государство, прекраснейшее по своему климату, своим произведениям, своим жителям, своим искусствам и художествам». Совсем иначе выглядели в его изображении и французы. «Скажу: огонь, воздух — и характер французов описан. Я не знаю народа умнее, пламеннее и ветренее вашего...— писал Н. М. Карамзин одному из своих французских знакомых. — Веселая безрассудность есть милая подруга жизни его. Как англичанин радуется открытию нового острова, так француз радуется острому слову. Чувствителен до крайности, страстно влюбляется в истину, в славу, в великие предприятия; но любовники непостоянны!»

Чем объяснить такую разницу в оценках двух очень умных и проницательных людей своего времени, наблюдавших примерно одну и ту же реальность? Очевидно, не столько представшими перед ними фактами, сколько различными идейно-политическими и социально-психологическими установками. Время Фонвизина и Карамзина было временем бурного роста русского национального самосознания и национальной гордости, которую оскорбляло безудержное восхваление других, хотя бы и более развитых, стран. Путешествуя по Франции, Фонвизин и Карамзин сравнивали ее положение с положением своей родины, размышляли об историческом пути и будущности России, но приходили к различным выводам. В их письмах из Франции, может быть впервые, обозначилась та, по определению биографа Фонвизина С. Б. Рассадина, «грань между еще не осознавшим себя славянофильством и еще не оформившимся западничеством», которая впоследствии стала очень резкой и отчетливой.